Профессор знает, что взрослые должны отвечать «почемучкам».

Аристотель утверждал, что философия начинается с удивления. А удивление в большей степени свойственно детям, потому что для них все в этом мире впервые. Заведующий кафедрой философии и культурологии Челябинского педуниверситета, доктор философских наук, профессор Сергей Борисов знает, как облегчить вхождение в образовательное пространство и для чего нужно сохранять в себе ребенка.

— Почему взрослые теряют способность удивляться? Это досадная потеря?

— Загадок в мире меньше не становится. Просто, видимо, обыденность и повседневность затягивают, и человеку с определенного момента начинает казаться, что решение сиюминутных задач — это и есть самое важное. Конечно, нужно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться, но мы так теряем определенного рода перспективу своей жизни. Лучше смотреть вперед — и ноги сами найдут дорогу. Пусть иногда где-то оступимся, но, по крайней мере, будем всегда держать перед глазами цель, к которой стремимся.

— А куда смотрят дети?

— В том то и дело, что дети абсолютно не дорожат этими тропами и шажками. Они смотрят в будущее, мир для них удивителен, полон загадок. Они очень активны и любознательны. Собственно, всю энергию, которой переполнены, дети направляют на познание. Самые грандиозные интеллектуальные прорывы совершаются нами именно в детстве. Никогда в жизни больших по масштабу и объему знаний открытий мы не совершим.

— Вы помните свой первый интеллектуальный прорыв?

— Наверное, это овладение речью. Не сказать, чтобы я помнил этот момент, но для меня было очень важно чувствовать, что в мире моей детской комнаты я полновластный хозяин, некий Господь Бог. Я всему давал имена, названия, все вершилось по моей воле. Как только оказывался среди знакомых предметов, я бы даже сказал, близких мне душ, превращался в демиурга, творца. Это сейчас я в кладовке нахожу какие-то куски пластмассы, а тогда это были мои друзья. Это не только невероятно увлекало, но и давало громадный стимул для развития. После этих игр я чувствовал себя обогащенным, что-то понимающим и что-то для себя решающим. В принципе, в таком мире живет каждый ребенок, он его все время носит с собой. Потому так важно, чтобы знаки этого мира были рядом. В трудной ситуации малыш нащупывает у себя в карманчике какую-то пластмассовую штучку и успокаивается. Это некая гарантия безопасности среди того безумия, в которое он попадает. Ошибочно думать, что в поступках ребенка нет логики. Другое дело, что, с его точки зрения, мир внешний заставляет его совершать то, что ему кажется полным безумием, и спасение он опять же ищет в своем мире. С такого рода безумием ребенок сталкивается в образовательных учреждениях, которые в принципе призваны формировать и направлять его разум. Ребенку навязывают определенные мировоззренческие программы, так и не разобравшись в его собственном мире.

— К школе мы еще подойдем. Но философия начинается еще и с вопросов. Ребенок становится философом, когда произносит свое первое «почему»?

— Вообще-то философом мы называем человека, который не утратил детские черты. Он продолжает интересоваться миром и задавать вопросы. И удивление побуждает к этому. Платон, при всей его серьезности и академичности, писал, что к философии лучше всего приобщаться как бы играючи, невзначай. И это самый эффективный способ обучения. Дети задают вопросы не просто из праздного любопытства. Мы иногда можем заметить, включаясь в эту игру, что они даже ответы-то толком не слушают — и уже рождается следующее «почему». Они думают вопросами, и это очень важный момент. Сформулировав вопрос, ребенок получает уже половину ответа, понимает, куда двигаться мысленно дальше. Вопросы ребенок может задавать с пулеметной скоростью!

— Может быть, тогда и отвечать на них не стоит?

— Ответ взрослый может дать, руководствуясь своим собственным мировоззрением. Но ведь это далеко не истина в последней инстанции. Потому единственно правильный ответ вдумчивого взрослого на детское «почему»: «А ты что думаешь по этому поводу?» И это прекрасный развивающий момент.

— Но ведь так ребенок будет уверен, к примеру, что вареники растут на деревьях...

— Истина — это то, до чего мы докапываемся. Истина — не экспонат музея. Мы должны добыть, понять и осмыслить. Понимание — это сугубо индивидуальный процесс. Я могу что-либо объяснить, но понять должен сам человек. По крайней мере, ребенок будет рассуждать самостоятельно дальше. Если я прерву серию его вопросов, этот процесс остановится. Ребенок может скрыться в своем мире. Поэтому лучше от объяснений воздержаться. В конце концов, он найдет ответ. Ценно то, что он сам до этого додумается. Помните «От двух до пяти» Чуковского? «Мама, как едет трамвайчик?» — спрашивает ребенок. Мама пускается в объяснения: по проводам идет ток, работает моторчик, движутся колесики... Ребенок смотрит на нее ошарашенно и говорит: «Мама не так!» — «А как?» — «Да вот так: дзинь-дзинь-дзинь, жжжж!» Ребенок хочет поиграть, ему не нужно ваше объяснение. Но было бы странно полагать, что он до конца жизни будет пребывать в наивной уверенности, что именно так идет трамвай. Истину мы устанавливаем сами, исходя из своих собственных представлений, опыта. Пусть ошибается, пусть заблуждается и из этого извлекает какие-то уроки. Опыт ошибок самый лучший.

— А теперь поговорим о школе. 1 сентября многие ребята впервые переступят ее порог — и начнется безумный мир... Как облегчить вхождение в образовательный процесс?

— Нужно поддерживать ребенка. Он сталкивается с непривычной, чуждой и не всегда дружественной средой. К сожалению, в школе самым важным является дисциплинарный момент. Дети попадают в структуру, которая устроена как любая госорганизация, в том числе больница или тюрьма: начальник — подчиненные, приказы — исполнители. Есть правильно, есть неправильно. Из мира своей детской, где все подстроено под него, ребенок приходит в класс. Для того чтобы этот мир принять, нужно от много отказаться. Уйма времени будет затрачена на дисциплину. Учителя считают, что это облегчает вхождение в учебный процесс. На самом деле здесь есть лукавство. Это облегчает процесс работы самого учителя. «Когда каждый неповторим, как я могу с этим совладать? А когда все действия предсказуемые, я могу спокойно вести урок». Ребенок постоянно пребывает в стрессовом состоянии. Родители должны быть союзниками, всячески помогать и поддерживать, говорить: «Ты все равно останешься собой — самым лучшим и самым нашим замечательным. Мы тебя будем любить любого». Это ребенку очень поможет защититься от того, что против него будет направлено. Учитель не монстр, конечно. Но поскольку в школах до сих пор акцентируется внимание на развитии коллектива, а не индивида, личность в общем усредненном целом невольно будет оттираться на задний план. Учитель смотрит поверх голов. Он ориентируется на неких среднестатистических Ваню или Машу, которые хорошо учатся, поднимают руку, не кричат, выполняют домашнее задание. Но в реалии кто-то выше нормы, а кто-то — ниже. В результате одни выходят из школы с клеймом неудачника, другие теряют интерес к учебе, поскольку ими не занимаются.

— Но, может быть, вы недооцениваете учителей? Сейчас все же отношение к индивидуальности меняется...

— И это прекрасно! Я не критикую всех подряд, разные учителя бывают. Я лишь сужу по своему опыту работы в школе и преподавания будущим учителям. Дважды с дочками также прошел школьный путь. Хорошо, если учитель — новатор или просто любящий человек и не будет грузить дисциплинарным моментом и чересчур придерживаться программы, которая как некий жупел для педагогов. Тем более, что с каждым годом стандарты становятся все более гибкими и вариативными, из них уходит практически полностью жесткая привязка к содержательному моменту, поскольку мир меняется. Но в любом случае мы должны поддерживать ребенка. Должны давать ему понять, что мы с ним заодно, что оценки, которые он получает, не касаются его лично и тетя учитель бывает не права.

— А потом эту мысль про тетю он принесет в класс — и начнутся конфликты...

— Хочется верить, что у тети, если она действительно заинтересована в развитии ребенка, хватит ума объяснить ситуацию и попросить ученика обосновать свою позицию. В любом случае надо поговорить. Пусть спонтанные эмоции перерастут во что-то упорядоченное, рациональное. Разум прекрасно эмоции охлаждает! «Я свою энергию направляю на умственные усилия — и все приводится в порядок. Ситуация обретает смысл — и я успокаиваюсь».

— В чем все-таки феномен философии школьника?

— Это глобальные вопросы об устройстве мира, смысле всего происходящего и своего собственного существования. Например, философский вопрос, который может услышать учитель: «А зачем нам этот предмет?». По сути, ребенок просит: «Тетя, объясни, почему ты этим занимаешься? Это ведь странно приходить в класс, становиться у доски, что-то там чертить или показывать». А потому этот вопрос учитель должен воспринимать не как угрозу, а как прекрасную возможность рассказать, почему это так увлекательно. Кому-то, может, понравится, а кто-то скажет: «Да ну, совершенно не интересно!». Главное — учитель не должен лгать. Увлеченность как раз и будет заразительным моментом, по сути, практической философией.

— А какие практические философские выводы делает школьник?

— Прежде всего, он узнает себя, понимает, что мир многообразен и простых вопросов не существует. Не столь однозначно начинает судить, где истина, а где ложь, где добро, а где зло. Он это сам решает! А такое возможно только в ситуации свободы и сопряженной с ней ответственности. И чем больше свободы будет дано ребенку, тем раньше сформируется чувство ответственности за свои слова и действия. Другое дело, что многие дети быстро считывают программу желаемого учителем поведения, подстраиваются под нее. Этакие примерные мальчики и девочки, которые знают, что от них требуется. Но их сознание и интеллект спят, а искусство притворяться совершенствуется. Часто у себя в вузе на лекциях я вижу этих примерных мальчиков и девочек, которые привыкли к определенной схеме: им что-то должны дать, и они это потом воспроизведут. А когда я говорю, что многих вещей сам не знаю, даром что профессор, и поэтому мы вместе будем на семинарах докапываться до истины, как правило, отличники пасуют, не понимают, что от них требуется. «Вы нам скажите, мы повторим». Я объясняю, что это хороший навык. Но для секретаря. Однако не все же вы станете секретарями. Рано или поздно вы должны будете сами принимать решения и нести за них ответственность.

— Хотите сказать, что философский потенциал у двоечника гораздо больше?

— Да, потому что неуспешное существо в школе — это, как правило, не абсолютно безнадежный человек или какой-то клинический случай. К слову, сегодня инклюзивное образование и таким ребятам предоставляет возможность развиваться. Ребенок, которому внушили мысль о том, что он двоечник, после нескольких безуспешных попыток сбросить этот ярлык носит его весь период школьного обучения.

— ...А потом все же сбрасывает и, как показывает жизнь, добивается больших успехов.

— В том то и дело. И здесь мы можем, даже должны благодарить учителей (смеется). Это некая сверхкомпенсация. Когда дети приходят в первый раз в первый класс, среди них нет еще успешных и неуспешных. Таковыми их сделает школа. Еще одна опасность — рутина и скука, которые зачастую господствуют на уроках или на лекциях. В экзистенциональном плане это очень деструктивная вещь. Ни в коем случае к этому нельзя привыкать. Лень души губительна. В кризисных ситуациях, когда нужно будет реализовать себя, мы в себе опоры-то не найдем. Скорее всего, сорвемся, будем винить в своих бедах окружающий мир и покатимся, что называется, по наклонной плоскости. Потому так важны моменты свободы и выбора. Просто в школе не всегда такой выбор дают, к сожалению. Получается, что ребенок должен усвоить все в виде порционных полуфабрикатов, а не каждый учитель хороший повар.

— В чем основная ценность детской философии для ребенка и для взрослого?

— Ребенок удовлетворяет свою любознательность, начинает понимать, что наряду с простыми житейскими удовольствиями есть удовольствия интеллектуальные, духовные. Причем запросы в этой сфере нарастают и становятся все более утонченными. Жизнь с каждым днем все интереснее и насыщеннее. А все потому, что внешние события соединяются с тем богатым внутренним миром, который я сам здесь и сейчас создаю и, взрослея, расширяю пространство своей детской. Я этот мир по-прежнему таскаю с собой, и снова я в нем демиург, хозяин, творец. Я чувствую, что жизнь моя осмысленна, что все цели и задачи, которые ставлю, реализуемы и осуществимы, поскольку не может быть иначе. Я чувствую, что счастье в моих руках и я его кузнец. А родителю детское философствование дает возможность понять, что граница между ребенком и взрослым весьма условна, что в нем по-прежнему живет малыш, совершивший когда-то громадные интеллектуальные открытия. Но почему-то он был загнан в чулан, и человек как зомби стал выполнять определенного рода программу, которую ему навязали извне. Да, возможно, она дала ему успех и достаток, но поставила определенные границы внутреннего развития. А если будет внимательно прислушиваться к тому, о чем спрашивают дети, и воспримет эти вопросы всерьез, он в себе этого одухотворенного и любознательного ребенка откроет заново и многое изменится к лучшему. Придет осознание, что жизнь полна перспектив, впереди много нового и интересного. Вот такой волшебной коробкой карандашей обзаводимся мы, когда есть возможность разрисовывать мир по собственному вкусу. И тогда, чем бы человек ни занимался, он будет чувствовать себя удовлетворенным и счастливым.

Татьяна Строганова.
Фото автора.
Рисунок Юрия Прожоги
http://mediazavod.ru/articles/161517