Вот уже более 30 лет она блистает на сцене, и 25 из них — на сцене Челябинского театра оперы и балета им. М. И. Глинки. Регалий не счесть! Любовь зрителей безгранична! За неделю раскупаются билеты на ее спектакли и гала-концерты. Народная артистка Татьяна Предеина входит в топ-5 рейтинга известных женщин Челябинской области. Одним словом — достояние Южного Урала. Между тем на ее гримерке нет даже именной таблички. Наверное, все давно привыкли к скромности примы и считают, что это лишнее... А ей и думать об этом некогда — бесконечный цейтнот!

— Вы стали первой в России действующей примой, получившей ученую степень. Как-то изменилась жизнь?

— В принципе, не изменилось ничего. Разве что появилась еще одна корочка в шкафу (смеется). Но мне это было интересно, я этим занималась с удовольствием. Развиваться ведь можно в разных направлениях. Наверное, странно звучит словосочетание «наука и балет». Однако у меня уже есть последователи. Солистка балета Большого театра Дарья Хохлова, которая знакома челябинским зрителям, защитила кандидатскую диссертацию по искусствоведению.

 — То есть статусности вам эта «корочка» не прибавила? Или при ваших громких званиях это уже не имеет значения?

— Это совершенно другая история, параллельная творческим званиям. Безусловно, в Челябинском государственном институте культуры, где я преподаю дисциплины «Классическое наследие» и «Тренаж классического танца», это имеет большое значение и очень помогает реализовываться на педагогическом поприще. В театре же ученая степень роли не играет. В программке не пишут, что, роль Жизели исполняет кандидат наук... Все мои награды, как местного, так и государственного значения — оценка и

признание моего творчества. Но, опять-таки, на сцену выходишь без них. Они лишь прибавляют ответственности. Публике, которая пришла на спектакль, надо доказать, что ты достоин всех этих наград и званий.

— Что сложнее: танцевать или преподавать?

— Это абсолютно разные профессии. Сидя в зрительном зале, иной раз так переживаю за учеников, что, кажется, легче самой станцевать. Но педагогика и репетиторская деятельность меня увлекают все больше. Становится интереснее и сам творческий процесс, особенно, когда виден результат кропотливого труда, когда артисты пытаются понять, вникнуть в суть и сделать, то, что я прошу или требую. Ведь от понимания до воспроизведения путь длинный и нелегкий. В балете нельзя научиться раз и навсегда, как таблице умножения. Невозможно зайти однажды в репетиционный зал и стать звездой.

— А если вы видите, что ученик бездарен, не честнее ли просто сказать ему об этом?

— Бездарных не бывает. Улучшить можно каждого. Только надо помнить, что научить нельзя, можно только научиться. А если ты не способен учиться, вот в этом может быть и есть твоя бездарность. Порой, таланты могут быть глубоко спрятаны.

— Или эти таланты не балетные... И тогда разве не должен педагог открыть глаза ученику?

— Наверное, я на это не пойду. Возможно, еще не доросла до той степени жесткости или до того педагогического уровня, когда можно такое сказать. Вообще статус «танцующий наставник» меня очень дисциплинирует. За собой теперь слежу в 10 раз больше, чтобы иметь право требовать что-то от учеников. На ногах стоять и быть техничным артист балета должен изначально. На репетициях уже оттачивается стиль спектакля, образ, роль, какие-то другие нюансы и эмоции.

— А свои партии вы без педагога репетируете? Примы же, наверное, лучше всех все знают и делают по определению?..

— Самостоятельную работу никто не отменял. Но у нас такая профессия, что без педагога никак нельзя. Я же не вижу себя со стороны, а в зеркало смотреть — очень плохая привычка. Будет уже неправильный поворот головы, взгляд не туда, не тот ракурс... Наше искусство объемное. Не всегда собственные ощущения совпадают с профессиональным взглядом. Я бы даже сказала, чаще не совпадают. Поэтому, зеркало артиста — это глаза педагога. Наставничество очень важно всегда, начиная со школы. Педагог развивает, формирует и дает навыки, знания и направления. И если ты смог это взять и пойти вперед, значит, у тебя будут какие-то успехи. Поэтому в классе я абсолютный ученик! Когда репетирую роль, полностью доверяю и подчиняюсь педагогу. Конечно, могу и поспорить, это было всегда... Но либо мне докажут что-то, либо я что-то докажу.

— Какая сегодня балетная молодежь? В вашей юности многое было по-другому?

— Все меняется. Весь мир меняется! Я не люблю разговоры типа «мы были другими...». Этого уже не вернуть. Искусство наше достаточно консервативно, с одной стороны, с другой — прогрессивно. В этой консервации, в этих батманах и антраша можно открывать много нового, если идти вглубь, идти в качество исполнения, развивать виртуозность. Например, если раньше два пируэта считались высшим пилотажем, то сейчас их делают пять и больше. Наверное, балет был бы неинтересен, если бы он оставался на одном и том же уровне. Но это не только физическая работа, оттачивание техники, надо еще и очень много знать, видеть. А ведь можно смотреть и не увидеть. Сейчас у молодежи все немножко поверхностно. Но таланты, конечно, есть. Только надо помогать раскрывать их.

— У вас для учеников больше кнутов или пряников?

— Нужен подход индивидуальный. Кому-то кнут, кому-то пряник, кому-то и то, и другое. С кем-то надо поговорить, с кем-то — помолчать, кого-то — стукнуть, чтобы он очнулся...

— Неужели бьете?

— Конечно, нет (смеется). Но могу ущипнуть, если забыл, где у него голова.

— Как относитесь к проникновению современного танца на классическую балетную сцену?

— Все должно быть талантливо. Если берет за душу, если ты хочешь смотреть, значит, это имеет право на существование. Шедевры, которые принято называть классическим наследием, ведь не сразу принимали. Например, премьера «Лебединого озера» в 1877 году закончилась провалом. Кто знает, может быть, то, что происходит сегодня на сцене, спустя много лет, тоже войдет в ранг наследия? Есть же спектакли, признанные классикой XX века.

— Вы всегда довольны собой после выступления или начинается самокопание, самобичевание?

— Ой, всегда я недовольна! Самокопание, самобичевание, самокритика... Мой репетитор называет меня «самоедка». Всегда хочется все исправить (смеется). И это не так получилось, и то могло быть лучше... Так что стараюсь совершенствоваться каждый день.

— Кулуарные разговоры вас задевают? Примы всегда в центре внимания театральной общественности... Как удается столько лет хранить под завесой тайны личную жизнь?

— Не слушаю я разговоры. Мне это неинтересно. Что же касается личной жизни... Если ее выносить на публику, она перестанет быть личной. К счастью, журналисты, пишущие о культуре, корректны и никогда не полезут туда, куда не надо. Особенно — если их об этом попросить.

— В чем сила женщины?

— В нашей профессии нужно быть сильной, иначе... затопчут. И, конечно, никогда нельзя терять терпение. Сила в характере, который воспитывается, закаляется с самого детства. Когда он есть, в чем-то можно позволить себе быть слабой.

— А в чем Предеина слабая?

— Сейчас я всем прямо об этом и расскажу! (смеется). Кошек люблю, люблю поесть и поспать. Лениться люблю на диване с яблоком в руке. Но вот эта неведомая сила характера тебя поднимает — и потом испытываешь такую радость, что себя переборол, пошел и сделал что-то полезное! Причем сделал так, что публика восторгается.

Татьяна Строганова.
Фото Александра Соколова.
«А и Ф».