Кинофестиваль исторического кино «Вече», проходивший в Великом Новгороде, подарил уральцам новый повод для гордости. Фильм «Кромовъ», созданный нашим знаменитым земляком, получил две награды: приз зрительских симпатий и приз за лучшую операторскую работу. Неожиданные откровения генерального продюсера кинокомпании «Константа-фильм», автора идеи фильма и соавтора сценария Константина Филимонова, а также гендерные тревоги оператора Маши Соловьёвой в эксклюзивных интервью нашему сайту.

Самый честный фильм

— Если говорить по-честному, любой кинофестиваль — это мафия в определённом смысле, — комментирует победу Константин Олегович. — Заранее известно, кто получит главный приз. К примеру, в Великом Новгороде утром, накануне закрытия фестиваля, в Интернете появилась статья о том, что фильм «Юнкера» получает главную награду. Но такого не может быть, это нонсенс! Организаторы прокалываются даже в мелочах. К слову, этот фильм получил только три голоса «отлично» по итогам зрительского голосования. «Царь» — семь голосов «отлично». А «Кромовъ» — 57. Не заметить это было бы очень стыдно.

При всём моём уважении и к Павлу Лунгину и к памяти Олега Ивановича Янковского, наш фильм просто на голову выше этих картин. На кинофестивале из нашей съёмочной группы присутствовали соавтор сценария Миша Петухов и оператор Маша Соловьёва. Они рассказывают, что «Кромова» очень тепло принимали зрители. Плакали, как и на московском кинофестивале, на котором состоялась премьера, аплодировали стоя. Но в Новгороде публика такая... Людей среднего поколения практически не было, не говоря уже о молодёжи. Молодежь ходит в кинотеатры, в которых можно попкорн пожевать. Я сейчас не брюзжу. Это просто данность.

— Но ведь «Кромовъ» и рассчитан на публику, не слишком юную, с определенной духовной базой...

— Я бы возрастной ценз не ставил. Наш фильм рассчитан на людей, умеющих думать и сопереживать, а не зацикленных на том, на чём сегодня зациклены все средства массовой информации. Многие молодые люди смотрят фильм с восхищением. Есть те, кому «Кромовъ» не нравится. Но на всех не угодишь. Мы и не преследовали цель — понравиться всем. Между тем фильм нашёл своего зрителя. Фильм настоящий, «правдешный» во всех смыслах.

— А сколько стоит первое место на кинофестивале, раз уж мы начистоту говорим?..

— Не знаю, если честно. Мне никогда никто не предлагал первое место и сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится это сделать. Пошлю обязательно «по матушке» и фильм не дам. Как можно торговать своим ребёнком? Ты ведь вложил душу. В конце концов, ты-то будешь знать, что это купленное, а не выстраданное. И с этим придётся жить. Накануне закрытия фестиваля Маша позвонила оттуда расстроенная: «Константин Олегович, здесь мафия...». Противно было, конечно. А через сутки, в день моего рождения вдруг пришла новость о том, что мы завоевали два приза. Приятно до невозможности! Заслуженно получили мы эти призы, шедевр создали без малого. Что же касается приза зрительских симпатий, то это вообще не покупается.

Как правило, мнения жюри и зала очень разнятся. Можешь, как профессионал оценивать ту или иную картину, можешь её даже не любить, но зритель голосует своим сердцем и своим рублём. Ведь создаём мы фильмы не для критиков, не для коллег или журналистов, именно для зрителей. Есть много картин, которые вообще никаких призов не получали, но народ их любит. «Белое солнце пустыни» после выхода на экраны был нещадно раскритикован. Или «Свой среди чужих, чужой среди своих» Михалкова. Если мне не изменяет память, «Любовь и голуби» тоже никаких призов не получал. Но эти фильмы с удовольствие смотрели, смотрят и будут смотреть. На самом деле в кинопроизводстве существует чиновничий и профессиональный беспредел.

— И с этим ничего нельзя сделать?

— А я и не хочу с этим ничего делать. Людей перевоспитывать — только себя калечить. Просто говорю, как есть. Бездарные фильмы получают почему-то госкиношные деньги. И это тоже никак не изменить. Своя тусовка, своя возня, пилят деньги. Там в ходу такое словосочетание интересное — «освоить бюджет». Это значит, рассовать по карманам выделенные средства. Но где—нибудь на половине этого «пилежа» люди вдруг вспоминают, что ещё и кино на что-то надо снять. Начинают ахать-охать, а деньги-то всё — уже кончились. Таких примеров масса.

В итоге фильм снимают за копейки. Как и везде, здесь есть настоящие профессионалы, болеющие за свои имя и имидж, а есть люди, которые приходят «заколачивать бабосы». Не существует профессии, где не было бы шарлатанов, мздоимцев. Кто-то работает на потребу, а кто-то — для души в первую очередь. В этом смысле наш фильм чистый, честный. Мы задумали снимать это кино ещё до кризиса, два года назад. Но и тогда мне все говорили: «Это подвиг на уровне глупости». Историческое кино не бывает дешёвым. Париж у нас, конечно, привыкли снимать в Белоруссии. Но экран живой, он всё показывает, подделка всегда заметна. Мы снимали фильм в исторических местах.

Он начинается с того, что Кромов идёт по бульвару напротив Лувра. Мы установили театральные тумбы, подлинные, начала ХХ века. Вообще очень пристально следили за соответствием периоду. Принесли нам для съёмок старинный телефон 27-го года выпуска — мы от него отказались. Нужен был аппарат именно революционного времени. Вот из таких мелочей и состоит историческая правда. Вообще кино снимать безумно интересно! А потом понимаешь: то, что ты снял, живёт своей жизнью, уже от тебя не зависящей.

— Грустно?

— Грустно детей рожать и их воспитывать? Дети имеют способность вырастать. Ты можешь что-то пытаться корректировать, восхищаться или наоборот обрастать позором. Здесь то же самое. Я «Кромова» знаю до кадрышка, до мельчайших подробностей, но всё равно всякий раз смотрю, затаив дыхание, и плачу.
Вот и Володя Вдовиченков — исполнитель главной роли — признался, что плакал во время премьеры.

Кстати, по поводу своего героя он сказал следующее: «Когда играешь образ, ищешь похожести. Я не Кромов по своей сути, но он мне близок. Я компромиссный, но и денег мне, наверное, поэтому никто не доверяет. Меня часто спрашивают, как бы я поступил с этой огромной суммой на месте Кромова? Я бы всё выяснил и... отдал нашим». При этом, кто «наши», Вдовиченков не уточнил...

Девушка — кран

Маша Соловьёва могла «слететь» с проекта «Кромовъ» из-за своей собственной занятости. За операторами такого уровня в очередь режиссёры стоят. Съёмочная группа уже отчаялась ждать. Но когда генеральный продюсер уже начал утверждать другого оператора, в кабинет влетела агент Соловьёвой и заявила: «Константин Олегович, не смей! Маша разгрузится, она живёт этим проектом. Она уже знает, как снимать этот фильм». Пришлось, правда, подождать ещё недельку. Но это стоило результата. Маша — оператор, что называется, от Бога. Если она влюбляется в проект, будет реализовывать его с упоением, фонтанируя эмоциями и идеями.

Она не носит юбок, не пользуется косметикой и никогда не плачет. Во всяком случае, слёз её никто не видел. В киношных кругах Машу называют «Девушка-кран». Соловьёва обожает снимать с крана! Она замучила Филимонова в Париже: «Здесь нужен кран сорок метров...». «Маша, отстань, — открещивался продюсер, — это очень дорого стоит». — «Ничего не знаю. Нужен кран сорок метров». Знаковая сцена фильма — летящий по воздуху шарф героини, которая погибает. Шарф парит на экране семь секунд. Съёмки с поддувом велись четыре с половиной часа.

Никак не могла поймать Соловьёва нужные кадры. Кстати, любопытная деталь. Аксессуар, неоднократно побывавший на мостовой во время съёмок, остался белоснежным. Во Франции чисто. И воду пьют из-под крана. Но не о бытовой устроенности Франции и даже не о её красотах небольшое эксклюзивное интервью Марии Соловьёвой. Наш разговор о мужском характере, неженской профессии и гендерных метаморфозах.

— За границей женщин-операторов немало, но им мужчины не слишком доверяют. А в России вы, наверное, вообще уникум?

— Так сложилось. Почему-то считается, что оператор — неженская профессия. Когда поступала во ВГИК, мне говорили: «Шансов нет, девушек не принимают». Однако документы я подала, представила фотографии. Если ты сильный человек, сможешь любую профессию освоить. За границей... там немножко по-другому. Мне кажется, в этом смысле они более лояльно относятся, не разделяют профессии по половому признаку. Я считаю, это правильно. Я тоже не разделяю.

— Тем не менее, вам не удалось поступить с первого раза?

— Ну почему же? Я поступила. Там, правда, была своя история. Мне не хватало одного балла — за сочинение поставили «четыре-три». Но мастера взяли меня на поруки, несмотря на балльный недобор. Может, потому, что по мастерству у меня были одни пятёрки? Впоследствии, когда я стала уже работать, конечно, чувствовала себя белой вороной. И дело даже не в том, что кругом мужчины в профессии. Просто любой твой промах или победа рассматривались под большой лупой.

— Всё-таки не доверяют мужчины?

— Теперь приходится доверять. Когда ты доказываешь что-то своим трудом, им просто деваться некуда. Но поначалу было сложно.

— Вы действительно уверены, что в профессии можете всё?

— Нормальный человек никогда не скажет, что он может всё. Мы учимся каждый день. Я, например, люблю приходить к своим коллегам на площадку. Именно для того, чтобы учиться. Между тем, работая за границей, сотрудничая с европейскими группами, я ощущаю уверенность в своем профессионализме. Достаточно знаний, чтобы воплотить своё решение в кадре.

— Обращали внимание на такую тенденцию: мужчины становятся более женственными, женщины — более мужественными?

— Такая тенденция действительно существует. Женщины сильные, они принимают ответственные решения. Мы о профессиях говорили... Так вот, мужчины всё чаще женские выбирают. Всё меняется. Тупиковый путь, по идее. Не знаю, почему это с нами происходит. К слову, во ВГИК на операторский факультет сейчас более 50 процентов девушек поступает. Такое ощущение, что мужчины вымирают как вид. Печально. Для меня настоящий мужчина — это представитель поколения моего папы. На сегодняшний день забыты элементарные вещи: уступить место женщине, помочь сумку поднести. Это пугает, конечно.

— Скажите, а сколько весит камера? Плечи не болят?

— Камера действительно весит много, но я с ней не бегаю. Во ВГИКе отбегала своё (смеётся). Я камеру в принципе на руках не держу. Очень люблю движение — она у меня летает на кране или ездит по рельсам. Ручную камеру я не понимаю, если честно. Мне кажется, она не совсем художественна, она более документальна. А вообще, вы знаете, физические нагрузки — не самое сложное в нашей профессии. Она требует быть достаточно сильной личностью. Нужно уметь настоять на своём, убедить режиссёра в правильности твоего решения.

— Вам это удаётся, я слышала. Однако не обижает такая оценка: «У Соловьёвой мужской характер»?

— Нет, не обижает. Я не совсем понимаю, какой мужской характер, а какой — женский. В первом случае, видимо, подразумевается сила воли. Разве это может оскорбить? Думаю, как раз наоборот.

Татьяна Строганова, специально для Lentachel.ru