Россия — мировой лидер по числу разводов и детей, рожденных вне брака. Каждое второе официальное супружество обречено на разрыв уз. Почему у ячейки общества — самого ценного приобретения в истории человечества, облагородившего отношения полов, — столь несчастливая судьба? Как укрепить институт семьи и нужно ли это делать? Профессор ЧГПУ, доктор исторических наук Павел Уваров убежден, что все дело в деградации современного человека, и знает, как спасти ситуацию.

— Что происходит сегодня в семьях и с семьями?

— Каждый человек сам для себя центр, авторитет, главная ценность. Логика исторического процесса заключается во все большей автономизации личности. Это такое состояние, при котором твои желания, интересы, капризы оказываются законом для большинства окружающих. Каждый хочет занять такую позицию. Кому-то удается больше, кому-то — меньше. Обособление это коснулось политики, экономики и института брака, который удовлетворяет определенные потребности, дает социальные и личные бонусы. А любая институция может совершенствоваться, реформироваться, деградировать — словом, меняться. Человек современный ведет себя ситуативно, в интересах собственной личности. В истории это новый тип антропологической активности. Такой тип поведения и порождает то, что человек живет в браке до той поры, пока его все устраивает. Если что-то не устраивает, он либо партнера меняет, либо — параметры взаимодействия. Как следствие — демографические проблемы. Брак перестает быть институцией, которая связана с воспроизводством поколений, а становится потребительской структурой, где дети, в общем-то, каприз на уровне заведения кошки или собаки.

— Хотите сказать, институт брака деградирует?

 — В первую очередь деградирует современный человек. Институт брака — это в исторической ретроспективе союз мужчины и женщины, продолжающих род, хотя сейчас уже инновации возникают. Брак никогда не рассматривался как институция удовольствия. Скорее даже наоборот. В индуизме, к примеру, существует четыре законных формы брака. Самая низшая из них связана с основанием «по любви», потому что такой брак зиждется на эмоциях, физическом интересе. Словом, как у животных. Гораздо важнее кастовое единство, поддержание традиций рода…

— А на первой позиции в светском обществе какое основание для вступления в брак?

— Все дело в представлении о смысле жизни. В несовременных обществах смысл жизни заключался в том, чтобы максимально приблизиться к Богу. В современных, которые зародились в XVI—XVII веках, смысл — самоутверждение и самовыражение. В рамках этого представления возникает режим жесткой конкуренции соревнующихся друг с другом эгоцентриков. Все внешнее для такого типа человека малосущественно, легко заменяется и отбрасывается в случае изменения жизненной ситуации и собственных интересов.

— В современном обществе любовь тоже на последнем месте?

— Любовь, к сожалению, аспект потребления. Это как выпить, закусить, отдохнуть — в общем, получить удовольствия потребления. Брак, увы, перестал быть священным, каким он являлся в обществах несовременных. В настоящий момент, как это ни печально, он напоминает шопинг. То есть приятное или рациональное (брак по расчету) применение себя с выходом на новые социальные преференции.

— Однако не всегда приятное… Так много несчастливых браков, в которых партнеры страдают, но продолжают сохранять законные узы!

— Они просто не умеют играть в другие игры. Бывает, человек не увольняется с работы только из-за опасения, что на новом месте не сможет себя проявить. Люди боятся что-либо изменить, потому и держатся за свои несчастливые отношения. Очень сложна гендерная ситуация. Женщина оказалась в крайне невыгодном положении в браке. С точки зрения общества, которое все высчитывает и во всем ищет выгоду, мужчины развиваются долго, а женщины — быстро. Их «товарные» кондиции формируются рано, а у мужчин — заметно позднее. Вот и получается: женщина тратит свою прекрасную молодость на то, чтобы мужчина получил уверенность в себе, приподнялся и в 35-40 лет наконец-то стал социально значимым. Но когда это происходит он тут же заводит себе новую жену, которая моложе.

— Рассматривать женщину в качестве товара как-то все же странно…

— Я этому не рад, но такова реальность. Избежать этого нельзя, раз современный человек ведет себя ситуативно. Он живет прежде всего для того, чтобы наслаждаться жизнью. Потому и дети рано или поздно воспринимаются как то, что это делать мешает. Бесконечные заботы, которые трудно игнорировать — нельзя же ребенка не накормить. Человек избегает того, что заставляет его «париться», как выражается современная молодежь. Это лукавство, когда начинаются разговоры о том, что хочется сначала базис создать. Деторождение в обществах несовременных никак от базиса не зависело. Много детей было и в высшей сословной группе, и в низшей.

— Или всего лишь не было средств контрацепции?

— С одной стороны, да. Но не так все просто. В Китае, например, был закон, ограничивавший занятия половой жизнью во время траура по родственникам, при этом срок зависел от степени близости родства. Траур мог длиться в течение года.

— Интересно, как осуществлялся контроль?

— Человек дорожил репутацией рода, семьи и тем, насколько он сам соответствует требованиям религиозной традиции. Общество не выживает, если не соответствует собственным стандартам. Статистика показывает, что самая низкая рождаемость в самых богатых обществах. Казалось бы, почему не заводить по семь-восемь детей в Голландии или Швеции? У них уровень жизни сказочный по сравнению с нами. В современном понимании там не то, что проблем нет, там почти рай! Но не рожают. Не хотят.

— Тем не менее, как только ввели «материнский капитал», кривая рождаемости в России резко поползла вверх…

— Всего лишь фактор новизны. Хочется получить эти деньги. Это будет работать еще какое-то время. Но я не думаю, что «материнский капитал» в состоянии кардинально изменить ситуацию, потому что Россия хоть и медленно, но все равно превращается в современное общество. Для меня даже — к сожалению. Я не очень люблю современное общество. Мне кажется, что оно достаточно скучное, неглубокое, меркантильное.

— А вам какое историческое общество ближе?

— Мне нравятся общества несовременного типа, в которых культурный и духовный компонент для человека более важен, чем материальный. Это не значит, что непременно надо быть голым и босым. В этих обществах люди также трудились и создавали материальные ценности, но главное, по-другому смотрели на мир. Если сегодня человек купил машину, выстроил загородный дом… что ему дальше-то делать? Купить более дорогие машину и дом? Как-то это занудливо. Забавно, но мы более счастливы, чем жители Запада. В нас жива надежда: мы несчастны, потому что бедны. У них уже нет иллюзий на этот счет. Они не бедные, а все равно удовлетворения нет. Человек, видимо, так устроен — ему нужен длинный горизонт. Женщины знают: стоит приобрести желанную вещь, на другой день она становится не такой любимой. Через неделю становится обычной, через год уже даже о ней и не думаешь.

— А существовало в истории общество, в котором были счастливы все?

— Тема достаточно неблагодарная. Для начала придется определить, что такое счастье. Физическое удовлетворение? Современное общество достигло высокой его степени. Многие первые христиане в Римской империи были рабами, но у них не было ощущения несчастности. Христиане редко связывались с какими-то восстаниями. Бунты их не интересовали, у них было иное представление о свободе. Не телом своим они жили, а более сложными отношениями с миром, которые мы называем верой. А современный человек в первую очередь требует автономизации собственного тела — позвольте мне делать с ним что угодно. Вот он и перебрал уже практически все варианты…

— …Даже дошел до однополых браков. Что вы думаете об этом?

— Думаю, что попытка раскрепостить свою сексуальность родилась из того же представления, что и психоанализ. Фрейд считал, что современный человек несчастен, потому что у него много внешних запретов. Хотя на самом деле несчастен он оттого, что у него нет определенности в жизни. Нет четкой структуры представления о смысле жизни, о правилах, и человек в этих условиях чувствует себя некомфортно, становится все более невротичным. Но ему продолжает казаться, что это из-за запретов. В развитых обществах резко возрастает количество потребляемых антидепрессантов. Это медицинский факт. Казалось бы, счастливые люди — зачем столько таблеток?

— Итак, печальное будущее института брака не за горами?

— Собственно, оно уже наступило. Брак сегодня настолько легко прерываем! А при либерализации половой морали он становится вообще необязательным. Нравится вам человек — прекрасно! Сколько он вас будет еще очаровывать? Ну год, полтора. Потом вы к нему привыкнете, а еще хуже — разочаруетесь. Жить в браке, вместе — а зачем? Тем более что часть общества голосует за бездетность, хотя пока это выглядит несколько эксцентрично. Единственная сдерживающая программа — обращение к традиционным ценностям. Без этого человек будет все более упрощаться, становиться духовно примитивным.

—… И физически агрессивным?

— Безусловно, одно с другим связано. Если у человека мало духовных способностей легко выходить из стрессовых ситуаций, самый главный ресурс — агрессия и физическая сила. Красота и сила — это то, что действует само по себе, не требуя внешних санкций. Поэтому, если современное общество чем-то не удовлетворено, надо сказать себе правду и действовать. Хотя я реалист. Современные люди устроены так, что возвращать традиционные ценности они особо не собираются. Потому что с ними вернется императивное представление об обязанностях.

— Государство может заставить полюбить эти ценности?

— Государство может поощрять. О материнском капитале мы уже говорили. Почему бы социально и экономически не поощрять, к примеру, полную семью с детьми, чтобы сохранить свою историческую идентичность? Это возможно. Но, к сожалению, поощрять в современном обществе можно только до той поры, пока это рентабельно. В противном случае поощрение закончится. Думаю, брак будет институтом исключительно контрактным. Никто не захочет приспосабливаться к другому человеку.

— Может быть, и захотят приспосабливаться, если будет больше стабильности?

— Лосось живет по четкой программе. Надо ему идти на нерест — он, распарывая брюхо о камень и завершая свою жизнь, мечет икру в реке. Человек, потому что он не муравей, не муха и не лосось, существует в постоянной неопределенности. Человек человеку — волк, не знаешь чего ждать от близкого друга, возлюбленной… Да, можно улыбаться, как это делают американцы, но неопределенность все равно мучительна. Каждый день живешь, как на войне. К счастью, мы редко об этом задумываемся. Можно собирать марки, спичечные коробки… Человек научился отвлекать себя от жизни. Другое дело, что проходит она как-то вот так — в сборе этикеток. Есть верный путь — работа над собой. Вот этого никто у человека отнять не может. И радостей в жизни будет много. Ощущение безнадежности в нашем разговоре возникло оттого, что мы попытались взглянуть на жизнь без прикрас, не прячась за фетиш идеологических ярлычков и самообмана.

— А ощущение, что успешные люди более счастливы, — тоже «обманка»?

— Это всего лишь часть их имиджа. Они никогда не будут рассказывать о своем неуспехе. Возможно, только с очень близкими друзьями поделятся. Но я уверен, что у каждого богатого человека есть дальняя комната, в которую он забивается от тоски по определенности.

— Как же черпать из жизни радость при таком количестве негативных факторов?

— У меня есть ответ, только он не устроит современного человека. Единственное, что восстанавливает структуру определенности, — это вера. А возродить веру очень трудно, ее разрушить легко. Это как с любовью. Вот любили вы человека, потом разлюбили. Как заставить себя полюбить его вновь? Можно все сымитировать, но чувство уже не вернешь.

— Что же тогда остается атеистам?

— Продолжать верить, что им хорошо в системе неопределенности.

Татьяна Строганова
Фото автора
Рисунок Юрия Прожоги
mediazavod.ru