В канун 60-летия медакадемии «Вечерка» продолжает знакомить читателей с выдающимися выпускниками этого вуза. Сегодня в гостях у редакции человек незаменимый в буквальном смысле слова. Доцент кафедры иммунологии и аллергологии ЧГМА, кандидат медицинских наук и отец большого семейства Борис Девятьяров даже с температурой под 39 вынужден вести занятия. И так уже тридцать лет подряд. К счастью, болеет он крайне редко. Дают о себе знать спартанское воспитание, стройотрядовская закалка и... неистребимый комсомольский задор.

— В медицину все приходят по-разному. Вас, насколько я знаю, привело... озорство?

— Когда был маленький, наша семья жила в поселке городского типа под Челябинском. Я рос здоровым ребенком. Но в седьмом классе, играя с ребятишками, перфорировал себе брюшную полость металлическим прутом. Попал в больницу, сделали операцию, зашили брюшную стенку и, естественно, положили в стационар. Отец был очень строгий. Если меня в 11 часов вечера дома не оказывалось, ожидала грандиозная взбучка. Родители не знали о случившемся. Так что, не долго думая, этим же вечером я из больницы сбежал. Покрутился дома — и на сеновал ночевать. А тут вдруг скорая приехала. В больнице-то меня потеряли, вот и бросились разыскивать. Рассказали все отцу. Снял он меня с сеновала и отправил в стационар. Пролежал я в больнице две недели. Там и принял решение стать врачом.

— А дома даже маме не пожаловались, что живот болит?

— Не было у нас такой привычки — жаловаться родителям. Не принято было. Да и взрослыми себя уже считали, самостоятельными.

— Сами-то сейчас, будучи врачом, удивляетесь, что бегали с разрезанным животом?

— Да нет. Молодо зелено...Тогда в 60-е все были закаленные и выносливые.

— А зарок даже с температурой лекции читать, когда себе дали?

— Подвига в этом особого нет. Ну, повысилась температура, заболело горлышко — не отменять же занятия. Студентов ведь не бросишь. А заменить и, правда, меня некем. На шестом курсе, на лечебном факультете я один от нашей кафедры преподаю.

— Не боитесь из-за температуры что-то не то сказать студентам?

— Знаете, за тридцать лет уже так все по полочкам разложено, что ошибиться трудно.

— За что вы любите молодежь?

— Ну а за что ее не любить? Она любознательная у нас, стремится к творчеству, к самосовершенствованию. Хорошие ребята. Любовь у нас обоюдная.

— Насчет «обоюдной», думаю, вы погорячились. Слышала, что вас многие боятся. Нелегко бывает договориться с Девятьяровым по поводу отработки пропусков. Наказываете сурово нерадивых студентов?

— Да не суровый я, всего лишь требовательный. Будучи деканом, просто вынужден был выполнять свои функциональные обязанности, требовал выполнения трудовой дисциплины. Если студент пропускает занятия, если он не учится, это ведь нельзя оставлять без внимания. Здесь я принципиален, попустительством не занимаюсь. Нельзя пропускать занятия без уважительной причины, иначе же не будет никакого порядка. Врач просто обязан быть дисциплинированным. И пунктуальность очень важна в нашей работе. Можете себе представить врача, опаздывающего на прием? Больные-то ждут. Так что, я считаю, это строгость справедливая. А подход у меня исключительно индивидуальный. Если беременная женщина говорит о плохом самочувствии или маленького ребенка студентке нужно грудью покормить — как тут не отпустишь? Ну а мужчинам приходится отчитываться по полной программе. Им никаких снисхождений. (Смеется). В целом, думаю, студенты не в обиде.

— Слышала, у вас богатое комсомольское прошлое? Это вы из него вынесли такую строгость по отношению к сильному полу?

— После окончания института и интернатуры мне предложили стать секретарем комитета комсомола нашего вуза. Работал с молодежью, параллельно преподавал. А из прошлого комсомольского я вынес... студенческие стройотряды. Хорошее движение. Это для меня была школа мужества, трудовой закалки, школа воспитания, по большому счету. Я был и командиром, и комиссаром. В 70-м году в составе сводного отряда Челябинской области ликвидировал последствия землетрясения в Дагестане... Хорошее это было движение. Стоящее. Незаслуженно о стройотрядах забыли. К счастью, сейчас начинают их возрождать.

— Вы хорошо владеете оформительским искусством. Не жалеете, что не стали выдающимся художником?

— Что поделаешь, каждому свое. Рисую я с детства. И в армии активно оформлением занимался. Служил в Перми, в ракетных войсках стратегического назначения наводчиком ракет. За три года службы три раза был в отпуске. Такое случается крайне редко. Все благодаря художеству, оформительской работе. Когда наш полк занял первое место в дивизии по наглядной агитации, командиру объявили благодарность. На второй год полк оказался лучшим среди ракетных войск стратегического назначения — командиру дали Орден Красного Знамени. Потом я занимался оформлением уже будучи студентом. И сейчас, к слову сказать, продолжаю заниматься. В преддверии 60-летия медакадемии идет реставрация музея. Руководство на меня возложено. Опыт работы большой. Многих знаю, многих помню.

— Всю жизнь на руководящих постах: командир стройотрядов, секретарь комитета комсомола, секретарь парткома, декан факультета... Как думаете, чем был обусловлен выбор вашей кандидатуры? Какими чертами характера? Вы властный?

— Нисколько я не властный. Никогда не стремился сделать карьеру. Трудно о себе говорить... Просто всегда хотел, чтоб людям было хорошо. Делал все для этого. А на руководящие посты... просто меня избирали. Доверяли, наверное.

— Вы отец троих детей. Как отважились на этот «подвиг»?

— Я все же воспитанник 60-х. К тому же сам шестой ребенок в семье. Это сейчас стало тяжелее. А в те времена было попроще детей растить. Вообще я счастливый семьянин. Жена тоже врач, акушер-гинеколог. Я был секретарем комсомольской организации шестого курса, она — третьего. Встретились в парткоме. Подружились. 30 лет уже вместе.

— Ваш комсомольский роман развивался бурно?

— Поженились через четыре месяца. Сокурсники были в недоумении, поскольку я дружил с девушкой из группы. Пришлось расстаться ради Татьяны. После свадьбы ректор хотел дать нам комнату в общежитие. Но родители жены были против, и я пришел жить к ним. Притерлись быстро. С тещей и тестем жили вместе в согласии до самого конца их дней. Наш старший сын дермато-венеролог. Средний — закончил юридический институт, борется с экономическими преступлениями. Заявил в свое время, что надоело слушать наши разговоры про «болячки» и маленькую зарплату. Стал юристом и не жалеет. Ну а дочка — студентка второго курса медакадемии. Тоже по стопам родителей пошла. Ребятишки серьезно к учебе относились и относятся. Всегда старался привить им честность и трудолюбие.

— А кто у вас дома главный, что называется, по хозяйству?

— Отпустив в свое время жену в акушерство, я стал отцом-одиночкой. Специальность у нее хирургическая. Татьяна всегда много работала, оперировала, уставала. В выходные дни всегда у нее дежурства были. Детьми занимался я. Пеленок настирался, щей наварился!.. Все было. Да и сейчас, что ни приготовлю, все нахваливают. Пироги разве что не пеку. Это у жены гораздо лучше получается.

— Свои холостяцкие годы, общежитский быт часто вспоминаете? Как переносили все тяготы?

— Да как все переносил. В семидесятые годы у мединститута было одно общежитие. Жили мы одной дружной семьей. Знали, кого как зовут с первого до шестого курса. Питались, можно сказать, из одного котла. Как-то раз пришел я от будущей жены в общежитие часа в два ночи. Так получилось, что с ЧМЗ пешком добирался. Голодный, как волк! Кричу: «Эй, у кого есть что поесть?» Открывает дверь моя однокурсница. Вон, говорит, жареная картошка — а сама спать. Я поел тихонечко, закрыл дверь и ушел. Спасла она меня тогда от голодной смерти. Через 30 лет мы встретились на вечеринке выпускников-однокурсников. Маш, говорю, помнишь, ты меня картошкой кормила? Если б, отвечает, у нас интим был, возможно, и запомнила бы. А так-то кормить многих приходилось... (Смеется).

— Нынче с супругой за чашкой чая вы по большей части проблемы иммунитета или акушерства обсуждаете?

— По большей части говорим не об этом, не о медицине. Я садовод, в летнее время постоянно на огороде. Только в выходные дни встречаемся. Говорим о житейских делах. О работе — крайне редко. Вообще, когда начинаешь заниматься землей, забываешь обо всем на свете. Садовый участок — это для меня и отдых от городской суеты, и здоровье. Хорошая природа, лес, чистый воздух...

— Ведущий специалист кафедры иммунологии пристально следит за своим иммунитетом?

— На свою иммунную систему не обижен, болею редко. Но если это и случается, не придерживаюсь врачебных рекомендаций. Применения лекарственных средств избегаю. Считаю, что иммунная система сама способна справиться с любой ситуацией. Просто есть внешние и внутренние факторы, которые мешают ей это делать.

— Говорят, вы к медакадемии относитесь с каким-то особым трепетом...

— Альма-матер, как же к ней по-другому относиться? Вся жизнь с ней связана. Люблю студентов, сотрудников. Люблю даже стены академии, которые всегда греют. Просто люблю приходить на работу. Без этого, если честно, себя не мыслю. И еще знаете что... Никакой я не «знаменитый выпускник». Считаю себя обычным гражданином, обычным выпускником, каких большинство. Это люди, которые отдают себя полностью медицине. Коллектив у нас в медакадемии отличный, есть с кого брать пример. Многому я научился у бывшего нашего ректора Даниила Александровича Глубокова. Многое мне дал и научный руководитель диссертации профессор Лев Яковлевич Эберт. Глубоко порядочные, красивые люди.

— А что бы вы хотели пожелать своим студентам, будущим выпускникам медакадемии?

— В первую очередь — преданности профессии. Есть такая тенденция печальная — многие наши выпускники уходят сейчас из специальности. Что тут скажешь? Нужно быть очень недальновидным человеком, чтобы, проучившись шесть лет в медицинской академии, сесть в киоск и торговать пивом.

— Увы, там больше платят.

— Так ведь и клятву Гиппократа не зря давали. Это ведь и есть клятва верности профессии. Ну а низкая зарплата... Это, я думаю, все-таки явление временное. Во всем мире врач — профессия высокооплачиваемая. И наши власти когда-нибудь поймут, что финансирование медицины по остаточному принципу недопустимо. Уже хотя бы потому, что важнее здоровья ничего нет.

Татьяна СТРОГАНОВА.
«ВЧ» от 29 октября 2004